|
 МАНУЭЛЬ РОМАСАНТА
Это Испания, забытая Богом.
Это Испания, забытая адом.
Где-то гуляет по пустынным дорогам
Вечный скиталец, Мануэль Ромасанта.
Падают листья на холодную землю.
Девушка плачет перед зеркалом горько.
Варит старуха приворотные зелья,
Раннее утро — только звёзды и зорька…
Рык! И впиваются в подушки иголки!
Ты остаёшься отдыхать на осенних листьях.
Знай, путешественник, здесь водятся волки.
Прочь! Быстро!
Пепел развеет по холодному ветру,
Бьющему больно по открытым затылкам.
Это работа городского префекта,
Что присосался к длинноносой бутылке.
Не опознать, не обозначить пометкой
Девочку, девушку — какая досада.
Где-то в кустарнике хрустнула ветка:
Скоро здесь будет Мануэль Ромасанта.
Щёлк! И капкан уже поймал свою жертву.
Ты встретила мужчину своих видений.
Знай, моя девочка, он твой первый
И последний…
Эта любовь, возможно, просто награда,
Плата за то, что ты была так красива.
Твой наречённый — Мануэль Ромасанта —
Нежно распустит две тесёмки от лифа.
Ты проведёшь с ним бесподобное время
В общей постели под соломенной крышей.
Он будет ласков, но и твёрд, словно кремень:
Ты будешь слышать, как неровно он дышит.
Звон! Колокольный звон, и ты сидишь молча.
Ты, ты уже купила ткань для брачного наряда.
Знай, моя девочка, ты слышишь стон волчий:
Он где-то рядом!…
ПСЫ
Когда бы мы были псами,
Когда б имели клыки,
Тогда мы могли бы сами
Себе отпускать грехи.
Хозяин набрался эля,
И слышу я храп его…
Чего боится ротвейлер —
Да, в общем-то, ничего.
Но только темнота, ты знаешь, темнота,
И только тишина, ты знаешь, тишина,
И блеск собачьих глаз, по-прежнему, как сталь,
И, как любому сплаву, стали есть цена.
До боли простые жесты
Должны управлять тобой.
Какое, мой Бог, блаженство —
Хозяйский хранить покой.
И нету превыше цели,
Чем верно служить ему.
К чему стремится ротвейлер —
Да, в общем-то, ни к чему.
* * *
Так сколько тебе осталось
Хранить молодую стать?
Ведь жизнь — такая малость,
Найти б, за кого отдать.
Сансара не ищет мели,
И крутится колесо…
О чём мечтает ротвейлер:
О том, чтоб остаться псом.
И только брызги крови на клыках зари
Окрасят мавританскую прохладу снов,
Как что-то шевельнётся у тебя внутри,
Но, словно, верный пёс, останется у ног.
Как что-то шевельнётся у тебя внутри,
Но, словно, верный пёс, останется у ног.
БАЛЛАДА О КУКЛАХ
До сих пор ты смеялся и верил в свою непреклонность,
Как перчатки менял легконогих распутных девиц,
Безраздельно готовых делить своё тайное лоно с
Теми, кто им заплатит, упав предварительно ниц.
А она ворвалась в твою жизнь без звонка и без стука,
И ты понял, каким ты доселе являлся глупцом…
…Ты влюбился в одну из немецких фарфоровых кукол
С завитушками тёмных волос над округлым лицом.
Но, играя с огнём, привыкаешь к рубцам и ожогам.
Ты подумал, что всё, как обычно, что всё, как всегда.
Ты в тот день не решился пуститься на поиски Бога,
Потому как боялся под дождь выходить без зонта.
А она отводила глаза; ты шептал её на ухо
Тот же самый стандартный набор плюс немного ещё…
…Ты влюбился в одну из немецких фарфоровых кукол
С аккуратным румянцем на ямочках розовых щёк.
И хотя ты не пил, но хотелось пойти и напиться,
Провести эту ночь в бурном обществе купленых дам.
Под личиной бесстрастности начал ворочаться рыцарь,
И во лбу его поезда ярко горела звезда.
Что такое? Тебя никогда не пугала разлука,
Твоя совесть была нечиста, а походка груба…
…Ты влюбился в одну из немецких фарфоровых кукол
С несомненной улыбкой Богини на пухлых губах.
Но ты знаешь: я — конь, а ты — всадник, и мы — не кентавр,
Я сегодня же сброшу тебя, поскакав на восток.
Меня примет какой-нибудь старый кочующий табор,
Оставляя тебя воевать с непосильным крестом.
Я люблю эту девушку, слышишь! — живую, родную,
И тепло её кожи, и блеск её ангельских глаз…
…До свидания, маска. Ты знаешь, я встретил весну и
Признаюсь ей в любви ежедневно. Сегодня. Сейчас.
ДО СВИДАНИЯ, МИСИМА
Генерал улыбнётся,
А что будет дальше —
Не знает никто, только ты.
Ты посмотришь на Солнце,
И Солнце укажет
Дорогу твоей чистоты.
В каждом слове награда,
И ты одеваешь
Парадный мундир.
Но не будет парада,
Лишь масса живая
И тяжесть в груди.
Так взойди на балкон, ты толпе не по силам,
Ты сегодня сильней, чем вчера!
До свиданья, мой брат, Кимитакэ Мисима,
До свиданья, мой самурай.
Не забудь на прощанье
Заявить, что виновен,
И бросить презрительный взгляд.
Ведь тебе обещали:
У тебя будет Нобель
В обхождение всех Кавабат.
Ты ведь хочешь жить вечно,
Вонзая в желудок
Блестящий клинок,
Превращаясь в предтечу
Ожидания чуда
В чёрно-белом кино.
Ошарашь этот мир, попрощайся красиво
И, не медля, потом уходи.
До свиданья, мой друг, Кимитакэ Мисима,
До свиданья, мой командир.
И заляпает красным
Белоснежность фундоси
Ослепительно острый клинок.
Твоя жертва напрасна;
Только Йоко приносит
Каждый день на могилу венок.
Это невыносимо,
И горит Хиросима,
В сознаньи горит.
До свиданья, Мисима,
Кимитакэ Мисима,
Ты свободен внутри.
Неужели себя ты считаешь Святым Себастьяном?
Неужели ты думаешь — жизнь не имеет предела?
Наслаждаясь мгновеньями бытья, мечтал постоянно
При скопленьи народа покинуть презренное тело!
Никому неподвластным и непобедимым
Стань сегодня на все времена.
До свиданья, герой, до свиданья, Мисима,
До свиданья, весна!
До свиданья, весна!
Разложилось таро…
Завершилась игра…
До свиданья, герой…
До свиданья, дурак…
До свиданья, Мисима!
ХХХ (ИЛИ ТРИ ХА-ХА-ХА)
Вокруг — шотландские снега
Высокогорных перевалов,
Мороз, пушистая пурга
И серебристый блеск металла.
Под — футов эдак семь,
Дороги голубая лента,
И на нейтральной полосе
С мечом в руках нас ждёт хайлендер!
Здравствуй, горец!
Чем ты дышишь?
Видишь: море
Жаром пышет.
Плюнь на всё, отправься на курорт!
Отдых и веселье тебя ждёт!
Никаких волнений и забот!
Будь счастлив!
Вокруг — Нью-Йоркское метро,
Грязища, пыль, бомжи, подвалы,
Шуршанье крыс, пустой перрон,
И чешут монстры свои жвала.
И в чёрной коже существо
В апоплексическом экстазе,
А в паре метров от него
С гвоздём в башке нас ждёт хеллрайзер.
Здравствуй, дьявол!
Чем ты пахнешь?
Пеплом, лавой,
Чёрствой кашей…
Плюнь на всё, останься на земле!
Что тебе в твоей могильной мгле!
Ты и так прожил там сотни лет!
Будь счастлив!
Вокруг — огромный город снов,
Отелей, баров, ресторанов.
Он просыпается весной,
Безумный, молодой и пьяный.
Но с плазмомётом за спиной,
С ловушкой, полною балласта,
Довольный жизнью и страной
Нас незаметно ждёт хостбастер.
Здравствуй, хантер!
В чём ты липком?
Бьют куранты,
Стынет Lipton.
Плюнь на всё, пошли весь мир к чертям!
Призраки гуляют по гостям!
Разложи колоду по мастям!
Будь счастлив!
Эй, хайлендер!
Эй, хеллрайзер!
Эй, хостбастер!
ТАНГО АЙСЕДОРЫ
Позвольте пригласить вас на танго:
Осталось уже очень немного.
К столице приближаются танки
И рыцари, идущие в ногу.
Европа остаётся довольна
Бесчинствами в Советской России.
В умах кипят гражданские войны,
А к власти рвётся новый мессия.
И порвутся Ариаднины нити,
И простит нам Господь этот грех…
Айседора, я прошу: отпустите,
Отпустите Сергея наверх.
Позвольте пригласить вас на кофе
В каком-нибудь кафе на проспекте.
Завистники давно наготове,
Но я не отпущу вас, поверьте.
Пускай вы родились много раньше
За стенами измученной Терры,
Я буду целовать ножки ваши
В уютном уголке «Англетерра».
На картинах — на Дали и Магритте —
Ваше тело своё место найдёт…
Айседора, я прошу: пропустите,
Пропустите Сергея вперёд.
Позвольте пригласить вас на порно
В ближайшем кинотеатре Люмьера,
И станет нам экран просто фоном
Для буйного разврата партера.
И время не закончится завтра,
Хотя бы до полудня, я верю! —
А после пистолетного старта
Услышу я открытые двери…
И от боли мы безумно устанем
За последние несколько лет…
До свиданья, я скажу: до свиданья,
До свиданья, великий поэт…
Айседора, я скажу: до свиданья,
До свиданья, последний поэт…
КОНЕЦ СКАЗКИ
Белый ящер выплывет из глубин.
В тёмной чаще выйдет на кровь вервольф.
Йети стащит с гор белизну лавин.
Встанет спящий, в сердце почуяв боль.
Знай: здесь сказке конец.
Знай, брат, нет места нам.
Там, где Иванушка-молодец
В бочке плывёт, и гонит его волна.
Там, где драконы вышли на смертный бой,
Белое Солнце, выжженные луга.
Место битвы предрешено судьбой —
Только правды ты не ищи в ногах.
Знай: мест тех ты не найдёшь,
Их нет в картах твоих дорог.
Если в твоём сердце хранится ложь,
Если боишься переступить порог.
Чёрный ворон вылетит из окна.
Очень скоро ты услышишь: пошли
Вдоль заборов через трущобы сна;
Там, за бором, мёртвые короли.
Знай, брат, час твой пришёл.
Груз — с плеч, чашу-грааль прими.
Пей вино, тебе ведь так хорошо,
Ты попал в свой придуманный мир.
ВРЕМЯ
Сколько безымянных могил
Травой поросло,
Сколько ржавых крестов покосилось?
Время ведь — беги не беги —
Не изменит назло
Гнев на милость.
Холодно зелёной траве
Над телами солдат —
Только б Солнце на небо вернулось,
Снова обрекая на свет
Вереницами дат
Нашу юность.
Кто-то умирал на войне,
Смеялся и пел,
Раздражая вовсю сонный улей.
Кто-то шевелился во сне
Навстречу судьбе,
Вырезая улыбку на пуле.
Только не перечь тишине,
Если время придёт
Позабыть, как игралось и пелось.
Ты опять прижмёшься ко мне,
Сердце сердце найдёт,
Вступит в зрелость.
Знаешь, дорогая Ирэн,
Я влюбился опять —
Не в тебя, в Орлеанскую деву.
Снова снег пошёл в январе,
И за это пенять
Нужно белому дэву.
Кто-то усмехнётся нам вслед —
Со старухой старик —
Сколько им на свете осталось.
Времени, представь себе, нет —
Только тяжесть внутри —
Наша старость.
НЕБО СМОЛЕНСКА
Выйдя на грустную площадь,
Полную воздухом странствий,
Я понимаю, что проще
Вечным летучим голландцам.
Мне же искать среди разных
Доводов ёмких и веских
Самый пустой и напрасный —
Серое небо Смоленска.
Что меня манит остаться
Здесь до последнего вздоха:
Эта холодная плацца,
Странно лишённая Бога.
С каждым светлеющим часом
Рвётся рассвет на отрезки…
Скоро окрасится красным
Серое небо Смоленска.
Где-то смеются девицы,
Льётся портвейн по бокалам.
Знай: моя цель не напиться:
Просто напиться мне мало.
Мне вспоминается Невский,
Но не становится меньше
Серое небо Смоленска,
Небо божественных женщин.
Брось меня здесь; на прощанье
Руку подай вниз ладонью.
Bye! Я на выход с вещами:
Не провожайте, мадонна.
Небо становится дальше,
Вы приближаетесь лестно…
…Воет печальная баньши
В солнечном небе Смоленска…
ЖЕЛЕЗНОЕ СЕРДЦЕ
Из окон придворцовая площадь видна,
Где стреляет по людям гвардейский патруль,
А в покоях моих, как всегда, тишина:
Ни восторженных криков, ни посвиста пуль.
Только плеск серебристой фонтанной воды,
Трепетанье мошки в белизне фонарей…
…Под гимнастом безумствует площадь Звезды,
Оружейник угрюм в окруженьи зверей.
То ли свечи коптят, то ли воздух так спёрт,
Что они не хотят разгораться в костёр,
И смеётся толстяк в окружении морд,
А в последних вестях разъярённый народ,
Значит, некуда деться!
Я боюсь тишины: cлишком страшные сны
В тишине мне видны: это чувство вины
Меня душит и жмёт, точно рыба об лёд,
Это бьётся моё, это бьётся моё
Железное сердце!
В отдалении что-то беззвучно горит,
Но тяжёлая дверь заперта на замок.
Гениальный учёный Гаспар Арнери
Ремонтирует девочку-куклу Суок.
Она будет лукаво смеяться и петь
И рассказывать сказки про жизнь в нищете…
…Оружейник в зверинце сидит, как медведь,
А гимнаст с каждым шагом всё ближе к Звезде.
И горят небеса за решёткой окна —
Подними паруса, золотая весна!
Я восстал бы и сам, только грош мне цена,
И внутри колеса, точно белка, без сна,
Мне придётся вертеться.
Недвижимы уста, а внутри пустота
Постоянно живёт, и упрямо клюёт
В болевые места резкий тик, громкий так —
Это бьётся моё, это бьётся моё
Железное сердце!
А на самом-то деле все тайны веков
Я постиг в изолированной детской своей:
Разобьётся гимнаст в разноцветном трико,
Не уйдёт оружейник из цепких когтей.
Я не знаю, запомню ли я имена,
Но их лица всегда остаются со мной,
Ибо знаю: придут и мои времена,
И я тоже восстану однажды весной.
Посмотри на меня, заводная сестра:
Колокольцы звенят у лесного костра,
А деревья шумят, мол, пора, брат, пора —
Так взнуздай же коня прямо завтра с утра —
Флаги к небу взметнутся!
Я теперь за собой оставляю гробы,
Мне неведом покой — это игры судьбы —
Млечный путь, волчий вой и раскаты стрельбы,
Я давно позабыл, что когда-то я был
Наследником Тутти.
Железное сердце!
БАРОНЕССА
1.
Между нами пара тысяч километров
И граница, или две границы даже.
Баронесса, я Вас вижу в стиле ретро
В бальной зале с белой розой на корсаже.
Кружат пары. Стройный граф танцует с Вами
Этот танец, обнимая Вас изящно,
Изъясняясь элегантными словами,
Приглашая к отношениям внебрачным.
Так мне снится, и Луна в последней фазе,
Только звёзды и чуть слышный шёпот ветра.
Вероятно, с Вами я в ментальной связи
Через эту пару тысяч километров.
2.
Между нами пять рассветов автостопом,
Только если трасса будет благосклонна.
Пять рассветов, и Восточная Европа,
Пять закатов на сиденье заднем сонном.
Баронесса, Вы опять сегодня снились,
Как источник ослепительного света.
Словно ангел, Вы с небес ко мне спустились,
На сетчатку бросив оттиск для портрета.
Будто днём, теперь я вижу тёмной ночью,
Возвращаясь к историческим истокам.
Вероятно, я влюбился в Вас заочно
Через эти пять рассветов автостопом.
3.
Между нами две секунды SMS-кой
По невидимым на фоне неба волнам.
Посылаю двадцать строчек, баронесса
И аккордами записанное соло.
Опасаюсь поминать там Ваше имя,
Попадёт в чужие руки и — поверьте —
Прочитают двадцать строк, а между ними
Обнаружат моё пламенное сердце,
А вокруг меня бушующее лето,
Ослепляющее ярким жёлтым блеском…
Вероятно, я не получу ответа
Чере эти две секунды SMS-кой.
4.
Между нами нету связи, к сожаленью,
Никакой, помимо слов по телефону.
Ваши волосы, запястья и колени
Предназначены совсем другим влюблённым.
Потому как пять рассветов — не проблема,
Потому как две границы — не преграда,
Потому как океаны — по колено,
Да и горы по колено, если надо.
Я Вас видел мимолётно и недолго,
Но забыть не в силах облик Ваш прелестный.
Понимая, что в сомненьях мало толка,
Я пишу Вам эти строки, баронесса.
БАЛЛАДА О ПЕДАГОГИКЕ
Учитель говорил, что мы — материя,
Что жизнь была до нас и будет после,
И нет причины начинать истерику
И задавать ненужные вопросы.
Мы — только вещества частицы малые,
Мы не киты, на коих мир покоится.
Из удовольствий, значится, пристало нам
Театр, пропитание и коитус.
Элен, бояться смерти нельзя!
Она — лишь продолженье пути.
Пускай котлами ада грозят,
Их нет — поверь мне — крест отпусти!
Мы все умрём, рассыплемся в прах,
До дна отведав участь свою.
Потом, развеяв прах по ветрам,
Над нами панихиды споют.
Но отвечала девушка учителю:
«Возможно, ваше мнение и верное:
Так складно говорите и молчите вы,
Умело успокаивая нервы мне!
Красива я, маркиз, хвала Создателю:
В сплетенье тел — сплетенье наших судеб…
Смотрите на меня, маркиз, внимательно:
Коль я умру, меня уже не будет».
Прошу, побойтесь смерти, маркиз!
Она — лишь окончанье путей.
Господь не призовёт нас на бис
Пожить; ему хватает детей.
Маркиз, вы виноваты едва ль,
Ведь вы — своей эпохи дитя,
Тверды, как закалённая сталь,
Смелы, коль смерть для вас лишь пустяк.
Люби, давай сольёмся в одно!
Возьми меня в объятья свои!
Коль так Господь сложил домино,
Мы в нём не будем видеть судьи.
Прости мне все дурные слова,
Пускай из глаз прольётся вода,
Пока не брызнет Солнце: «Вставай!»,
Пока я не уйду навсегда.
Я СТАНУ...
Когда падёт на землю гнев небесный,
Удары молний
Разрушат поселенья перекрестно
Огнями. Волны
Затопят обгоревшие руины,
Земли не станет,
Я всё переживу, я не погибну:
Я стану камнем!
На новые витки пойдёт планета,
И те, кто выжил,
Построят теплоходы и ракеты,
Я всё увижу:
Я буду в каждом здании каркасом,
Любой деталью,
И кораблём я стану, и компасом:
Я стану сталью!
Итак, познав nigredo и albedo,
Я стану чище
И засверкаю в небе жарким летом
Звездою нищих.
Я стану бесконечным и нетленным
Небесным оком,
Я стану сам себе творцом вселенной —
Я стану Богом!
Века пройдут, пройдут тысячелетья,
Мне будет грустно,
Мне так всё надоест на этом свете,
На сердце пусто.
Я стану человеком, постарею
И отблистаю…
…Когда ветрами новый век навеет,
Меня не станет!
АВТОПОРТРЕТИК
Я небрит, волосат, не по чину умён,
Сердце бьётся, душа не пуста.
Я — начало начал, я — основа времён,
Я немного похож на Христа.
Надо мной только Бог, подо мной только чёрт;
За последние несколько лет
Я, услышав вопрос: «Это кто там поёт?»
Отвечал: «Не поёт, а поэт!»
Пролетит сто веков, будет бить Божий кнут
Демиургами рвущихся стать.
И меня обвинят, а чуть позже распнут,
Потому как похож на Христа.
Я воскресну, как он, на четвёртый рассвет
И вернусь в это стадо овец.
Мне вопрос зададут: «Почему ты поэт?»
Я скажу: «Не поэт, а певец!»
А возможно, Христос не имел бороды
И носил не хитон, а штаны.
И апостолы были ему до звезды,
И сужденья его неверны.
Кем он был — не понять, фотокарточки нет,
Как захочется — так помянут…
Вот поэтому я и певец, и поэт,
А на Господа я не тяну.
РИМ
Ты слышишь, Септимус, шуршанье ног?
Идут тюремщики к твоей двери.
Ты мог бы вырваться, убить их, но
Тебя снаружи ожидает Рим.
Ты слышишь, Септимус, рычанье львов,
Давно не кормленных ничем иным,
Как человечиной? И ты готов
На сцене выступить, восславить Рим.
Ты слышишь, Септимус, толпа ревёт:
Прижмись к окну лицом и посмотри,
Как лев на части иудея рвёт,
Как льву за это рукоплещет Рим.
Ты слышишь, Септимус, скрипит замок.
Как сердце бьётся у тебя внутри!
Не император, Септимус, ты — бог,
И здесь тебе принадлежит весь Рим.
Рим!
Ты видишь, Септимус, проход открыт:
Сожми в ладони рукоять меча.
Соперник знает правила игры,
В клетях межрёберных сердца стучат.
Ты видишь, Септимус, как Солнца круг
Бросает вниз лучи, и застит пот
Глаза твои, о Септимус, мой друг —
Ты рвёшься в бой: вперёд, вперёд, вперёд!
Ты видишь, Септимус: глаза горят,
Открыты рты — безумие, восторг —
На шеях розы праздничных гирлянд,
И сотни глоток, как единый хор.
Ты видишь, Септимус, лицо того,
Кому подвластны всей земли цари,
А он тебе подвластен, и сего-
Дня он тебе на час отдал свой Рим!
Рим!
Ты знаешь, Септимус, что пальцы вверх
Не значат милость, а, скорее, про-
Долженье рабства для забавы тех,
Кто здесь сегодня, в центре всех миров.
Ты знаешь, Септимус: ты всех сильней,
А сила, Септимус, в большой цене.
Лишь после боя истина в вине —
Во время боя истина в войне.
Ты знаешь, Септимус, слова — ничто!
В животной страсти твоя жизнь ревёт,
И кто-то свыше подведёт итог,
Клинок вонзая, брат мой, в твой живот.
Клинок вонзая, враг мой, в твой живот...
Ты знаешь, Септимус, что будет там?
Отсчёт веди последний: раз, два, три…
Возможно, после смерти — пустота.
Возможно, после жизни — тоже Рим.
Рим!
БУФЕРНЫЙ ГИМН
Модельный бизнес — это свалка худосочных костей,
Как вешалка, любая герла.
Нормальная девица заполняет постель:
Ей не хватает только весла.
Должны быть части тела, за которые взять
Мужчину потрясает искус.
Пусть на канале «Фэшн» им работать нельзя,
Зато они приятны на вкус.
Ты знаешь, самый шик, конечно, в женской груди,
Давай, Зигзаг, вперёд, от винта!
Ведь если твоя девушка как Янсен Надин,
О чём тебе ещё, блин, мечтать?
Все бабы одинаковые — скажет дурак.
Не стоит доверять дуракам.
Ведь женщина — загадка, Галатея, игра,
Прелестна, элегантна, легка.
Монблан её улыбки, шелковистость волос
И ниже — к тем запретным местам,
Где пару ослепительных молочных желёз
Лобзать твои готовы уста.
Работай, не сачкуй, и языком, и рукой,
И кое-чем помимо того —
Ведь если твоя девушка, как Петерс Николь,
Чего тебе ещё, блин, чего?
О бюстах размышляю я с утра до утра,
И так порою кажется мне,
Что девушки-валькирии, футболки задрав,
Штурмуют грудью мой кабинет.
И я, конечно, сдал без боя все города,
Когда столь сексуальны враги…
Осталось лишь одно: отныне и навсегда
Исполнить этот буферный гимн!
Давай, буди быка, того, что дремлет внутри,
Пинай его навстречу весне!
Ведь если твоя девушка, как Керри Мари,
То почему ты здесь, а не с ней?
КОМАРИНАЯ БЕЗДНА
Комариная бездна. Асфальт, проспиртованный насквозь.
Тишина, бездорожье, крестьянские хаты, столбы.
Обречённость в бездонных глазах; пустота, безучастность,
И гробы. На разрушенных кладбищах сверху — гробы.
До свидания, Брат. Твои мысли до боли пустые:
Не найти в них прощальных острот для заблудшей души…
Государственный нищий под номером тридцать четыре
Возвращается в свой особняк покурить анаши.
Мы умерли, Брат, мы умерли.
Тому доказательством то, что не слышно праздника.
Не зуммер ли там звучит, не зуммер ли,
Не зуммер ли там звучит комариный, басовый…
Мы умерли…
Комариная бездна. Смешны черномазые лица.
Примитивная речь, обезьяньи движения рук.
Старики умирают, едва забираясь за тридцать.
Чёрно-белая плесень съедает живую кору.
До свидания, Брат, до свиданья. Пора расставаться.
Нарезные каналы стволов забирают меня.
Государственный нищий под номером триста семнадцать
Возвращается в свой особняк, золотишком звеня.
Мы умерли, Брат, мы умерли.
Тому доказательством то, что не видно действия.
Не будет ли больно, Брат, не будет ли,
Когда глазницы твои прорастут эдельвейсами…
Мы умерли…
Комариная бездна. Упавшие наземь скрижали.
Паутинные трещины в глиняных мускулах ног.
Понимающий Библию здесь ничего не решает.
Здесь решает уныло плетущий посмертный венок.
До свидания, Брат. Бьются чёрные голуби оземь,
Провожая тебя за пределы Великой Стены.
Государственный нищий под номером тысяча восемь
Возвращается в свой особняк. Его мысли темны.
Мы умерли, Брат, мы умерли.
Тому доказательством то, что не пахнет ладаном.
Всё сумерки, Брат, густеют сумерки:
Погасла звезда. Чересчур она долго падала.
Мы умерли…
Комариная бездна. За каждым порогом — винтовка.
За окном темнота. В темноте — воспалённость белков.
Узловатые пальцы на редкость умело и ловко
За патроном патрон… Как художник — систему мазков.
До свидания, Брат. Догоняет белесая нечисть.
Одинокий пустынник находит последний приют.
Государственный нищий под номером плюс бесконечность
Возвращается в свой многоразовый райский уют.
Мы умерли, Брат, мы умерли.
Тому доказательством то, что Земля — квадратная.
В весну меня, Брат, веди в весну меня.
Хотя, с другой стороны, на кой оно надо нам?...
Мы умерли…
ДЕВУШКА И ИНТЕРНЕТ
Насте
В Интернете краснела девушка,
Жадно впитывая экран.
Параллельно и вместе с тем уже
Начиналась её игра.
Нарастала на меди патина,
Беспорядок царил вокруг —
Украшениями из платины
Отовариться бы к утру.
В этом образе жизнелюбия
Пролетали вовне часы,
А по радио пели Губины,
Подпевали им «Верасы».
Но попса не внушала, стало быть,
Разыгралось вовсю бардьё;
Только девушка не устала бы,
Не сказала б сети «Адьё!»
Разговорными междуречьями
Не подкупишь её души.
Все мы выглядим человечными,
Лицемерия — на аршин!
То ли дёргает электричество,
То ли связи, как прежде, нет…
У Богини, её Величества,
Отрубается Интернет.
В электричестве дело малое,
Если сотовый не молчит,
Если встретиться нам пристало бы
И в замке повернуть ключи.
Если выйти навстречу, значится,
Где-то в Ивье сойдёмся мы —
Понадеемся на удачу и
Бросим вызов Богам Зимы.
Полагаю, что посвящение
Не имеет резона петь.
Буду пить молоко с женьшенями,
Стану сильным, как брат-медведь
И построю дворец в Германии —
Что мне Ивье да Беларусь! —
Ослепительно-белокаменный.
А потом за тобой вернусь.
ПАССАЖИРЫ
Бесконечной бечевой дорога и станций узлы,
И немного трясёт, и немного из окон свистит.
Ничего впереди по движению «Жёлтой стрелы»,
Ничего впереди, к сожалению, нету. Прости.
Кто рождается в поезде, тянет свой медленный быт
От плацкартного детского смеха до старческих слёз.
Пассажир — это вовсе не тот, кто считает столбы.
Пассажир — это тот, кто не чувствует стука колёс.
Шёпот радиоточки — поди-ка её отключи —
Не мешая, вполне гармонично вплетается в фон.
Проводник на подходе, бренчат друг о друга ключи,
Он — король государства под ёмким названьем Вагон.
Так проходят часы, пролетают соцветия лет,
За окном рассыпает снега серебристый Непал.
Пассажиром зовут не того, кто имеет билет,
Пассажир — это тот, кто не слышит вибрации шпал.
И проносятся мимо поля, деревеньки, луга,
Искажённые мелкими каплями брызнувших звёзд.
Пассажир обращает свой взор к реверсивным богам,
Потому как за краем дороги — разрушенный мост.
Отражаются капли дождя на иссохшем лице,
Укрывается верхняя полка под словом «кровать».
Пассажир не из тех, кто не знает, что будет в конце.
Пассажир — это тот, кому просто на это плевать.
А когда-то я видел: за окнами есть города,
Бесконечные реки, деревья, другие места.
А потом мне казалось: за окнами лишь темнота.
А теперь я уверен: за окнами нет ни черта.
Мы с тобой, вероятно, уже пассажиры, прости.
Что поделаешь, девочка, будем хоть жить не по лжи.
Пассажиром зовут не того, кто всё время в пути,
Пассажир — это тот, кто не знает, что он — пассажир.
ВОРОН
Готический город раскроет свой каменный зев,
И где-то на самой вершине зажгутся огни.
Ты сбросишь оковы одежд и навстречу грозе
В попытке взлететь ты взойдёшь на ползучий карниз.
Но где ты забыла кольцо, что тебе подарил
Твой верный товарищ, твой чёрный ночной музыкант?
Наверное, там же, где ныне осколки зари,
Которую больше не встретит стальной великан.
Ответь мне сейчас же, любила ли ты этот город,
Моя дорогая, моя кареглазая Шерри?
Ты знаешь, он станет твоим подвенечным убором,
И ворон взлетит над старинным собором —
Я верю!
Зачем, гитарист, ты раскрасил, как клоун, лицо?
Зачем приподнял уголки нарисованных губ?
Ты знал, гитарист, что вернётся назад колесо,
И Бога хотел превратить ты в немого слугу.
Ты вышел из грязи и в грязь возвратишься опять, —
Четыре ножа и большая канистра огня.
Давай, гитарист, тебе нечего больше терять,
Ты слышишь, чугунные братья над миром звонят!
Ответь мне сейчас же, любил ли ты так этот город,
Мой вечный крылатый товарищ, летающий Эрик?
Ты знаешь, он станет её подвенечным убором,
И ворон взлетит над старинным собором —
Я верю!
Любите друг друга, любите друг друга всегда,
Любите друг друга до смерти и после неё.
Смотрите, на небе зажжётся чумная звезда,
Под светом звезды на охоту выходит зверьё.
Любите друг друга, покуда молчит телефон,
Покуда за дверью молчит допотопный звонок,
Любите друг друга под взглядом настенных Мадонн,
Покуда холодный порыв не откроет окно.
Ответьте сейчас же, любили ли вы этот город,
Когда возносились на небо в полуночном эйре.
Я верю, он станет для вас кафедральным собором,
И где-то над ним чернокрылый появится ворон —
Я верю.
ЗАМЕДЛЯЯ СТРЕЛКИ ЧАСОВ
Отражается в небе речной туман,
Серповидно горит Луна.
Он такой красоты не сойти с ума
Можешь только лишь ты одна.
Потому как своей неземной красой
Замедляя стрелки часов,
Ты светишь белой звездой,
Ты светишь белой звездой,
Ты светишь белой звездой
Созвездия Псов.
А трава шелестит по босым ногам
И целует тебя росой.
Мы — глаза в глаза — и в руке рука
Виноградной пройдём лозой.
И небесных флейт полуволчий вой
Мы под сенью древ переждём…
Ты пахнешь свежей травой,
Ты пахнешь свежей травой,
Ты пахнешь свежей травой
И осенним дождём.
Замирает природа, молчат часы,
Ты — моя королева сна.
Те легко понимаешь лесной язык,
А в глаза вплетена весна.
Ты — эльфийская леди, волшебный дар,
Ты свободна от всех оков…
Ты будешь со мной всегда,
Ты будешь со мной всегда,
Ты будешь со мной всегда,
До скончанья веков…
ЦВЕТОЧНАЯ
Наверное, ты, как обычно, влюбился,
Опять неясно, в какой стороне.
Тебе вспоминаются милые лица,
Одни наяву, а другие — во сне.
Какое милее — не знаешь точно,
Одно — цветок, и другое — цветок,
Но алым горит твой восток цветочный,
А значит, тебе пора на восток.
Одна — баронесса кровей смоленских,
Богиня свободы миледи N,
Другая — танцующая прелестно
Испанского рода дитя Эжен.
Ты чувствуешь розовый нежный запах
И бьёшься, как птица, о двух ветрах,
Но алым горит твой цветочный запад,
А значит, тебе на запад пора.
Решайся, мой друг, ведь два направленья —
Это немало, тебе не успеть.
Так в этой огромной пустой Вселенной
Выбери Розу, которой петь.
Флористом международного класса
Тебе, вероятно, уже не стать…
Кто белая роза? Кто чёрная астра?
В какие тебя увлекает места?
Где нежная роза, где пышная астра —
В такие тебя и тянет места…
ДОН РУМАТА
Знаешь, стремление к лучшему если выходит, то только боком:
Город ложится в руинах, в объятьях сплетаются плоть и сталь.
Видишь ли, это весьма непростая забота — работать богом,
Боги, совсем, как люди, должны хорошо знать свои места.
А я увидал вертихвостку-служанку среди кромешного ада,
Тащившую из ниоткуда на тощей спине тяжёлый мешок.
Я дал ей монету, спросив, куда направился дон Румата,
Она кивнула, мол, там же видно, где он прошёл.
И били монахи высокими лбами о плиты холодного пола,
Их бритые головы были в крови от лопнувших витражей.
«Возьми воды из колодца!» «Нельзя, ведь колодец телами полон»
А солнечный свет отражается тускло в уже занесённом ноже.
И я, не слезая с коня, поймал за шкирку жирного брата:
Не бойся, мол, лысый, тебя освежую не я — и то хорошо!
Я просто спросил у него, куда направился дон Румата,
Он пролепетал, мол, там же видно, где он прошёл.
Горели здания и смотрели пустыми глазницами окон,
Летали стрелы то здесь, то там, везде раздавался свист,
А красное зарево двигалось по направлению от востока
Под хриплые крики убийц и визг насилуемых девиц.
А конь спотыкался о трупы и тех, кто дышал, хотя, в общем, на ладан:
Я дал одному напиться из фляги, пусть жребий его решён,
И смыв с лица его кровь, я спросил, куда двинулся дон Румата,
А он прохрипел: «Ты же видишь, где он прошёл».
А замок уже в двух шагах, полотнище знамени треплет ветер,
На нём царапает воздух когтистыми лапами чёрный зверь,
И даже булыжники мостовой, пережившие много столетий,
Не видывали никогда столько крови, сколько впитали теперь.
И лишь одинокий рыцарь в измятых ударами копий латах
Стоял у огромных ворот и поэтому был немного смешон…
А я хотел спросить, куда направился дон Румата,
Но промолчал: было видно, где он прошёл.
И я проходил через залы пустые, о мертвецов спотыкаясь,
Стены измараны кровью, везде штабеля изувеченных тел,
И если среди скотобойни подобной живые случайно остались,
То я на их месте уже оставаться в живых бы совсем не хотел.
И я обнаружил его в тронном зале: сидел, бормоча непонятно,
Он какие-то странные фразы и тяжко дышал приоткрытым ртом…
Я задал ему вопрос: «Что ж ты наделал-то, дон Румата?..»
Он отвечал: «Моё имя Антон».
КНЯЖНА МАРЬЯ
Заплетала косами волосы русыя,
Красила чело да заморскими пудрами,
Выю тяготила каменьями-бусами,
Очи подводила угольями бурыми,
Сладким голоском песни пела чудесныя,
У семи ветров за советами жалилась,
Женихов сзывала со всего окрестия,
Да лицо скрывала под яркими шалями
Княжна Марья.
Приезжали княжичи в каретах золоченных
Да шелка дарили невиданной выделки.
Улыбалась Марья: «Терпите до ноченьки,
Покажу, чего никогда вы не видели».
Ночью распускала золотистыя волосы,
Белую рубаху да на тело кисейное,
Песню запевала да ангельским голосом,
Папороть-цветы по земле лесной сеяла
Княжна Марья.
Только женихи к месту встречи являлися,
Загорались волчьи глаза по околицам.
Каждому княжна говорила, мол, кланяйся,
Кланяйся мне в ноги, пока лиха вольница.
Руки поднимала к бельму полнолуния,
Созывала чёрные силы полакомить,
Да вопили души, слетая к челу ея,
Наполняла лес бесами-вурдалаками
Княжна Марья.
Заплетала косами волосы русыя,
Красила чело да заморскими пудрами,
Выю тяготила каменьями-бусами,
Очи подводила угольями бурыми,
Сладким голоском песни пела чудесныя,
У семи ветров за советами жалилась,
Женихов сживала со всего окрестия,
Кровушку скрывала под яркими шалями
Княжна Марья.
ЖИЗНЬ — ДВИЖЕНИЕ
Жизнь — движение, даже для тех, кто спит
В тёплых постелях, уткнувшись в причёски жён,
Даже для тех, у кого обнаружен СПИД,
Даже для тех, кто убог и всего лишён.
Жизнь — движение мыслей, любовей, вер,
Вечный источник и бьющий круговорот,
Так что, мой друг, отправляйся vogue la galere,
Вот тебе меч мой, а конь стоит у ворот.
Жизнь — движение, кто бы тебя не ждал,
Кто бы тебя не просил вернуться назад,
Где бы тебе не светила твоя звезда,
Где бы тебя не искали родные глаза.
Жизнь — движение, может быть, вопреки
Прямо ведущим дорогам и змеям рельс.
Если в бездействии воешь ты от тоски,
Значит, ты верно врубился in medias res.
Жизнь — движение вверх и паденье вниз,
Жизнь — движенье на запад и на восток,
Жизнь центробежна, но прав и Кориолис,
Жизнь — не искра, а бурно текущий ток.
Мчись, приезжай, обнимай, покидай опять
Тысячу женщин в скоплениях городов,
Тысяче сонных друзей говори: «Не спать!»
Ждут корабли твой багаж в сотне портов.
Кто-то тебя упрекнёт, мол, как же ты мог
Стать человеком, прикованным к колесу,
Сам ведь когда-то любил родимый порог —
Ты им ответишь гордо: fui, non sum.
Если же кто-то тебя назовёт пустым,
Жизнь прожил и вот: ни кола, ни двора.
Брось им в лицо, мол, зато я знаю латынь,
Кроме того, я родился только вчера.
Жизнь — движение, трасса, ночь, автостоп,
Жизнь — походный марш и гитарный гимн.
Скорость не так важна, но когда за сто —
Ты понимаешь, что стал навсегда другим.
Жизнь — движение. Только поймай маршрут,
Чтобы осесть навсегда в последней весне,
Зная, что ты не умрёшь, тебя не сотрут,
Зная, что жизнь — это движенье к ней.
Жизнь — движение, вот ответ на вопрос,
Заданный кем-то по поводу или без…
Жизнь — движение к женщине твоих грёз,
В общем к твоей любви — вот suprema lex.
ЭЛАНОР ДЕ ГОНЗАК
Гобелен на стене покрывается мхом,
Потому как для пыли здесь слишком тепло
И достаточно сыро, ведь смертным грехом
Называть отношенье прислуги назло
Престарелому графу к работе своей
Безобразное просто нельзя, потому
Что практически некому думать о ней
(О прислуге), её обучая уму
Или разуму. В общем, хиреет старик
И теряет уже понимания нить,
Поднимая порой ужасающий крик
Из-за старых вещей, что привык он ценить,
А наивные слуги, не зная причин,
Отправляют их в мусор, который почти
Ежедневно в надежде (такой вот почин)
Обращаясь к возможности что-то найти,
Перекапывать рвутся блаженные и
Обнищавшие духом и телом порой,
Не способные в жизни найти полыньи,
Разводящей с упавшей на плечи горой.
Но уже вдалеке слышно ржанье коня,
Посмотрите туда, открывая глаза…
Подъезжайте скорей, обнимите меня,
Поцелуйте меня, Эланор де Гонзак.
По холодным, пустым и забытым уже
Коридорам и залам, где раньше балы
Проводились, и дамы почти в неглиже
Кавалеров вели в потайные углы,
Чтобы их допустить к наслажденьям мирским
Вопреки догматизму церковных властей,
Ковыляет старик, потирая виски,
Вспоминая давно пережитых детей.
Да и внуки давно старики, и у них
Уже внуки свои (или внучки весьма,
Если внешность судить по канонам из книг,
Ничего: кавалеры всегда без ума
От чудесных движений божественных рук
И прекраснейших ножек). А время ползёт,
Не смолкая, архангел трубит на ветру,
Под ногами его засыхает осот,
Расплодивший бурно в окрестностях из-
За халатности толстой девицы Ферней,
Ученицы садовника, свой бенефис
Завершившего гибелью прямо на ней.
Но я вижу уже, стременами звеня,
Приближаетесь вы, как лесная гроза.
Приближайтесь скорей, обнимите меня,
Поцелуйте меня, Эланор де Гонзак.
А теперь, как рассказчику, нужно бы сде-
Лать один перерыв, нарушая сюжет,
Посвятив для читателя этот раздел
(Потому как порядком запутал уже),
Элегантной синьоре на белом коне,
Подъезжающей к замку, а также ещё
Одному персонажу, естественно, мне,
Хотя, в общем-то, я тут совсем ни при чём.
Я всего лишь портной, извлекающий толк
Из железных иголок и нитей цветных,
И выходит на яркий лучистый восток
Амбразура окна, из которой видны
Мне далёкие горы и ленты путей,
По которым спешат караваны туда,
Где встречаются люди различных мастей,
Где по узким проулкам в больших городах
Элегантные дамы, пытаясь пройти,
За квартал огибают бродячего пса,
Превращаясь в мышей, повстречав на пути
Герцогиню мою, Эланор де Гонзак.
Потому как она, как богиня любви
Её шея и грудь, её кожа и стан…
Она мчится ко мне, её шпага в крови,
Её очи горят, её фляга пуста.
А старик, улыбаясь чему-то давно
Позабытому всеми, кто в здравом уме
Или памяти твёрдой, находит вино,
Недопитое кем-то по долгой зиме
В отдалённом углу погребка, а потом
Подзывает звонком пожилого слугу,
Проводящего жизнь в разговорах с котом,
Говорит принести овощное рагу
На закуску, наверно. В этот момент
У ворот раздаётся весёлый призыв,
Я к воротам бегу, не подумав о смен-
Ном белье и чулках. Бьют на башне часы:
Нам пора уезжать, я сажусь на коня,
Вероятно, хозяйского, впрочем, ну что
Тут поделаешь, коль ожидает меня
Бесподобная дама, под скукой итог
Подводящая страстным касанием губ
И словами, которые кровь горячат.
Мы с моей Эланор уезжаем в пургу,
И стучит по бедру рукоятка меча.
И уже вдалеке остаётся портной
Сей позорный удел стёр узор на часах…
Я молю вас: всегда оставайтесь со мной,
Не бросайте меня, Эланор де Гонзак.
РОЖДЁННЫЕ В ДЕНЬ СУРКА
Если сегодня начнётся потоп,
Вечером после пяти,
Море покроет земное плато
Море зальёт все пути,
Глобус наш станет солён и убог,
Пряник сменится на плеть,
А гондольеры за каждый гребок
Будут по евро иметь.
Но рыбы зубастые, знать, не страшны,
Пучина неглубока
Людям, рождённым в преддверье весны,
Родившимся в День Сурка.
Если сегодня начнётся пожар
Ночью не позже, чем в три,
Пламя ревёт, колокольни круша,
Лезет из каждой двери.
Кто-то вопит и корит палача,
Кто-то ругает ослов,
Только пожарники тихо молчат
За неимением слов.
Но протуберанцы огня не страшны,
Не дрогнет от жара рука
У тех, кто родился в преддверье весны,
Родившихся в День Сурка.
Если сегодня начнётся чума,
(Очень надеюсь, что нет),
Чёрным закроют все входы в дома,
Истина сгинет в вине.
Нации вымрут — лечи не лечи —
Будет всеобщий бедлам…
Тихо напьются в тавернах врачи,
Тихо уснут по углам.
Но только зараза и смерть не страшны;
Изгонят чуму, как врага
Те, кто родился в преддверье весны,
Рождённые в День Сурка.
Снятся мне ночью прекрасные сны,
В них — золота и легка —
Девушка Стэйси — Богиня Весны,
Рождённая в День Сурка.
МАГДАЛИНА ЭШЕР
По заброшенным башням опустевшего града,
В направлении театра, где сегодня ей петь
Под шуршание юбок из кромешного ада
Пробирается дама по прозванию Смерть.
Она с нежной улыбкой на челе измождённом
Попрошайку накормит с исхудавшей руки,
И напоит ребёнка, и погладит котёнка,
И больному мигренью льдом остудит виски.
Тишина дальних комнат станет невыносимой,
Призовёт Магдалина на подмогу сестёр,
На обеденной чаше начертав древний символ,
За который когда-то отправляли в костёр.
Магдалина смеётся, угасая, как факел,
Утопая в крахмальном белоснежном белье,
И строчит завещанье, оставляя собаке
Родовое поместье и бриллианты в колье.
Остаётся немного
До последних ворот,
А за ними дорога
К месту встречи ведёт,
Потому как, по сути,
Не узнав ни черта,
Все когда-нибудь будем
Окончательно там.
Изменяется внешность заполярных созвездий,
Колоннада собора покрывается мхом,
Магдалина, готовясь к появлению Смерти,
Объезжает свой замок по старинке, верхом.
Великаны-деревья раскрывают объятья,
Зарастают тропинки, опадает листва…
Магдалина одета в белоснежное платье
И, такой сделав выбор, безусловно, права.
А старик, ночевавший возле стенки трактира,
Замечает фигуру, облачённую в шёлк:
Он глядит изумлённо и боится, вестимо,
И торопится вспомнить свой последний грешок.
Она выпьет абсенту и по счёту заплатит
Неизвестной монетой с полустёртым лицом.
Осторожный хозяин повернётся некстати,
Повредив себе палец обручальным кольцом.
И пойдёт она дальше
По пустой мостовой,
И рукою помашет,
И кивнёт головой,
Поприветствовав жестом
Старика у стены,
Мол, с тобою я честно
Подожду до весны.
Но закончится время, отведённое кем-то
Умирающей леди в опустевшем дворце.
Черноглазая дама после рюмки абсента
Доберётся до цели, изменившись в лице.
Магдалина бесстрастно белоснежные руки
Ароматом восточным, умастит, не спеша,
И услышит, как льются мелодичные звуки
Неизвестных мелодий, и смиреет душа.
Магдалина ложится на кровать с балдахином,
Повторяя губами переливчатость нот,
Появляется дама в одеянье старинном,
С Магдалиной дуэтом эту песню поёт.
До свидания, милый, огорчаться не надо,
Мы с тобой, полагаю, не увидимся вновь —
Магдалина уходит в направлении ада
И с собою уносит неземную любовь.
Поцелуй на прощанье
Застывает в груди:
Ты дала обещанье —
До ворот доведи.
Там оставь меня просто,
Я сама доберусь
На покинутый остров
Забывать свою грусть…
Магдалину хоронят в усыпальнице древней,
Расположенной где-то в придворцовом саду,
Среди царственных предков, среди мрака и тени,
В саркофаге с девизом: «Погоди, я иду».
Магдалина отвыкла от гостей и компаний,
Магдалине при жизни не дарили цветов,
Только чёрные волки, золотыми зубами
Разрывая ей душу, подводили итог.
Собираются гости у нарядного гроба,
Кто-то просит наследства, кто-то сытно поесть,
Магдалина прекрасна, Магдалина готова:
Много больше, чем жизнь, подарила ей смерть.
Но куда же уходит госпожа Примадонна,
Покидая театр, завершив бенефис?
Исчезает во мраке, абсолютно бездонном,
По подземным тропинкам опускается вниз.
Замирает биенье
В тишине гробовой,
Мерно движутся тени
Под размеренный вой.
А дубы-исполины
Свои тайны хранят,
На пути Магдалины
Разверзается ад.
Так проносятся мимо и часы, и недели,
Особняк поглощает запустения червь,
Холода наступают, заметают метели
Потускневшую крышу и балконных Минерв.
Осыпается известь, облупляется краска
И в каминные залы прорывается снег.
Редкий путник минует это место с опаской,
Если даже погода говорит о весне.
Потому как в том месте, где под звуки канцоны
Позабытый и древний разрушается склеп,
Раздаются порою безобразные стоны
Погребённой живою в отвратительной мгле.
Если путник случайный отворит эти двери,
Любопытствуя просто, замирая в душе,
Саркофаг разобьётся, и свершится поверье,
И восстанет из ада Магдалина Эшер.
Улыбнётся печально
И рукой поведёт,
С этим жестом прощальным
Дом Эшеров падёт.
И, приняв Магдалину,
Зеленея едва,
Поползёт по руинам
Молодая трава…
МЯСНАЯ МАШИНА
Владимиру Сорокину
Дорожная пыть на обшлагах высоких ботфорт
Пустые глазницы просящих на паперти хлеб
Привычный до боли в глазах нецветной светофор
Абстрактный покой на холодной и тонкой игле
Я буду молить о пощаде не дай мне вздохнуть
Ты слышишь как тело рычит и стремится в полёт
Прости меня брат мой ударь меня молотом в грудь
Рассыпь по моей сердцевине серебряный лёд
Ломай меня брат расколи мои рёбра
Дроби мне грудную ненужную клетку
Не будь со мной нежен не будь ко мне добр
Кроши моё тело ударами метко
Я буду идти я дойду до вершины
Пустой оболочки участком балласта
Прости меня брат я мясная машина
Я просто ничто я пустое пространство
Я вижу ты хочешь услышать слова изнутри
Я знаю ты хочешь увидеть искрящийся свет
Прости меня брат мой бери меня брат мой бери
Толкай ледяною рукой по осенней листве
Пусть тысячи солнц восстают над замшелой землёй
Возможно иной улыбнётся и сразу поймёт
Меня не излечишь огнём не излечишь петлёй
Меня не изменит холодный серебряный лёд
Я буду кричать вырываться на волю
Плевать чёрной кровью на белую кожу
Прости меня брат мой мне бешено больно
Я верю что ты это чувствуешь тоже
Ломай мне грудину раз братство решило
Убей меня сволочь не дай мне подняться
Прости меня брат я мясная машина
Я просто машина из красного мяса
Прости меня брат я родился таким же как все
Я вижу глазами я слышу ушами я нем
Я просто кручусь как ослепший хорёк в колесе
Я просто мертвец замурованный в вечной стене
Так бей меня молотом брат и ломай колесо
Найди моё сердце возможно оно ещё ждёт
Скорее всего оно просто разгонный насос
Его не пробудит искристый серебряный лёд
Кроши моё тело я снова и снова
Кричу эти строки я снова на грани
Скажи мне хоть слово сердечное слово
Оно меня больше чем молот твой ранит
Вскрывай мои рёбра я будто пружина
В последнем порыве пытаюсь пробиться
Я только машина мясная машина
Мы братья по крови ты Каин убийца
Ты слышишь кричу я тебя ненавижу
Я жру твоё сердце я рву твои жилы
Я пью твою плоть ты становишься ближе
Но мне наплевать я мясная машина
Я тоже хотел бы упасть под нажимом
Холодных ударов ударов по сердцу
Прости меня брат я мясная машина
И мне не проснуться и мне не согреться
Прости меня брат я мясная машина
Прости меня брат я мясная машина
Мясная машина машина без сердца
Прости меня брат я мясная машина
Мясная машина мясная машина
Я просто машина мясная машина
ИСПАНКА
Танцуй, танцуй, танцуй, танцуй, девочка,
Играй, играй, играй, гитара резвая.
Всё остальное в этой жизни — мелочи.
Со всех сторон ты слышишь «Бэсса мэ!»
Кричат, кричат, кричат, кричат поклонники,
Глядят, глядят, глядят глазами жадными:
Кого из них ты выберешь в любовники,
Кому, кому, кому ты станешь жатвою?
Но не забудь о том, что есть и другие танцы,
Медленный вальс, чувственное танго…
Выучи, выучи, выучи испанский!
Больше тебе, больше тебе не надо ничего,
Чтобы стать испанкой!
Но вот опять, опять, опять стихло пение,
Молчит, молчит, молчит, молчит Опера,
А площадь снова потеряла терпение,
Опять ты слышишь ропщущий vox populi.
Опять на площади за горсть мелочи
Стучат, стучат твои каблучки чёткие.
Танцуй, танцуй, танцуй, танцуй, девочка,
Стучи, стучи наручными трещётками!
Только в пыли площадей твой наряд поистрепался…
Чего же ты ждёшь от тяжёлых мадридских богов?
Выучи, выучи, выучи, выучи испанский!
Больше тебе, больше тебе не надо ничего,
Чтобы стать испанкой!
Ах, если бы ты родилась в веке двенадцатом,
А может быть, даже веке в восьмом, лучше бы,
Быть королевой тебе меж всеми испанцами,
Тебя, Эсмеральда, ночные бы волки слушали!
Но только на дворе двадцать первый железный век,
И в сотнях лье лежит, лежит твоя Испания…
Так что танцуй, танцуй, танцуй, танцуй, встречай рассвет —
Не для толпы, толпы, толпы, а для меня!
Свей колыбель для кошки на тонких изящных пальцах,
Нежно скажи о любви на забытом арго…
Выучи, выучи, выучи, выучи испанский!
Больше тебе, больше тебе не надо ничего,
Чтобы стать испанкой!
|
Песни