|
ИГЛА
Ты огрызком пера нарисуй на столе,
Безобразную тень уходящего дня.
Под огромным крылом на тончайшей игле
Непонятно хрипит, призывая меня.
Эта тонкая сталь, эта нежная ртуть,
Открывает окно и бросает в полёт
Через сомкнутый рай, через самую суть,
Через строки письма, через сомкнутый рот.
Он вернётся опять из Олимпа Богов,
Озарит, улыбнувшись, слепые углы,
И прикроет глаза, посмотрев на того,
За пунктирной чертой на вершине иглы.
ВРЕМЕНА КРЫСОЛОВА
Ночью на город обрушилось время несчастий,
Крысы решили вновь выползти из темноты.
Город покрыл серо-бурый мятущийся настил,
По переулкам от страха мяучат коты.
Только для города это явленье не ново:
Крысы не раз появлялись в подвальной пыли —
Кажется, снова пришли времена крысолова,
Только бы дети опять вслед за ним не ушли.
Флейту он в руки берёт и по улицам мерно,
Чинно идёт и раскланивается домам,
И при его приближении полчища серых
Прячутся в щели и тихо сидят по углам.
Флейту он к тонким губам незаметно подносит,
Льётся волшебный мотив неизвестной земли.
Крысы уходят за ним, позабыв об угрозе, —
Только бы дети опять вслед за ней не ушли.
Денег у города нет — вот такая зараза:
Жадные твари сожрали всё, чем разжились.
Скоро вернётся флейтист, ведь не зря он старался,
Что ему город отдаст за спасенье от крыс?
Пусть крысолов заберёт себе всё, что осталось,
Хочет идти в короли — пусть идёт в короли,
Пусть заберёт себе город и станет в нём править,
Только бы дети опять вслед за ним не ушли.
Помнит ли город, что было в начале лишь слово,
Только когда крысолов показался вдали,
Поняли все, что пришли времена крысолова,
Только бы дети опять вслед за ним не ушли.
ВСЁ, ЧТО Я ЛЮБИЛ
Виден отсюда прекрасно весь город:
Улицы, башни, дома.
Бродят по улицам шлюхи и воры;
Крестообразна тюрьма.
Видно отсюда и Гревскую площадь —
Виселицу и помост.
Всадник со шпагой и белая лошадь
Нищих ведут на погост.
ПРИПЕВ:
Вот всё, что я любил,
Вот всё, что я любил.
Окровавленной массой у подножья собора
Всё, что я любил.
Ряса священника — чёрная точка,
Мелом белеет лицо.
Тело изломано; крест на цепочке
Перевернулся кольцом.
Руки мои обрекли на паденье
Давшего пищу и дом.
Он был — жесток, но жесток во спасенье —
Рабовладельцем-отцом.
ПРИПЕВ:
Ветер бессмысленной смертью играет,
Ноги почти до земли.
Слёзы по мертвенной коже стекают
В город пустой из петли.
Как танцевала она пред народом,
Как улыбалась она!
Злая любовь короля всех уродов
Ей в вечном сне суждена.
ПРИПЕВ:
ДЖУЛИЯ
Там, за пределами серого града,
Где соловьи в рощах свищут прекрасно,
Вырвемся мы из бетонной ограды,
Проигнорируем даже опасность.
Губы твои, как вызов,
Руки твои, как двери свободы,
Только меня ждут крысы
Самого древнего рода.
Пой! Эта кожа забыла, что может лучиться под Солнцем!
Пой! Эти руки не знали нигде человеческой ласки!
Пой! Ты как яркого света оконце
Без одежды и маски!
Эта любовь недоступна обычным,
Без микрофонов, экранов и просто,
Просто в объятьях таких непривычных
Выше на мили партийного роста.
Кожа твоя, как бархат,
Небо вокруг переполнено жизнью,
Только не надо страха,
Только забудь телевизор!
Пой! Эти веки забыли, что могут подкраситься синим!
Пой! Эти губы забыли вкус ярко-красной помады!
Пой! Ты — готовая вспениться мина
Среди серого смрада…
Я так хочу, чтоб остались мы вечно
В этой юдоли, никем не открытой.
Только нельзя здесь быть слишком беспечным,
Но здесь нельзя быть и слишком забитым.
Серость вокруг, как вызов
Страстной любви нам на пару отдаться,
Только меня ждут крысы
За святотатство!
Пой! Я спою с тобой вместе, но только молю: осторожно!
Пой! Только песня для тел и ни капли бесстыдной надежды!
Пой! Я прошу тебя, пой, пока можно
Без стыда и одежды…
ЛАГЕРНАЯ
Под ногами коричневый снег, колея;
Протоптали её сотни высохших ног,
Проложили её сотни сгорбленных тел,
Не оставив следов на подснежной земле.
Где спускались они, там спускаюсь и я,
Я бы каждого спас, если бы только я мог,
Я бы каждому дать каплю крови хотел,
Но придётся идти по другой колее.
Так спускались они вплоть до самого дна
Под колючий песок, под глухой волнолом,
Под холодную сталь, под горячий огонь,
Восемнадцать шагов до последней войны.
На худые тела осыпалась весна,
Солнца злые лучи под широким углом,
Через крики и боль, через смрадную вонь
Навсегда улеглись в основанье стены.
ПРИПЕВ:
Это с девочкой мать,
Это с внуком старик —
Не купить, не продать,
Из груди рвётся крик.
По главам королей,
По осколкам вождей
В крематорий идёт
С детской скрипкой еврей.
Из зубов золотых — золотое кольцо,
Из железных крестов — кенотаф на груди.
От подкованных ног на дороге следы,
А под ними — печати истёртых ступней.
Что ни мёртвый — живой, что ни череп — лицо,
Что ни слово — закон, что ни выкрик — вердикт,
Полминуты на жизнь, капли грязной воды,
Для больной головы да иссохших корней.
ПРИПЕВ:
Но остались слова на бетонных стенах‚
На подземных камнях‚ на осенней листве;
Слышен скрежет гвоздей‚ слышен шёпот угля‚
И над каждым из них — шорох ангельских крыл.
Ни проклятий‚ ни клятв — имена‚ имена‚
Кто‚ спускаясь во тьму‚ возносился на свет:
Я же знаю их всех‚ я живу только для‚
Для того‚ чтоб никто их имён не забыл!
ПРИПЕВ:
SAGRADA FAMILIA
Я смотрю на потемневшие шпили величайшего храма‚
Как над ними разверзается бледно-синеватая бездна‚
А над шпилями я вижу ещё более высокие краны‚
Рассекающие свод поднебесный ослепительно резкий.
Это вечное великое творение безумного Гауди‚
Безнадёжно упоённого своим архитектурным всесильем‚
В каждом камне ожидают его адские чумные собратья‚
А над ними вырастает беспощадная Sagrada Familia.
Как посмел он изуродовать центр этой дивной столицы?
Как посмел нарушить он её бесспорную квадрантную точность?
Почему он вместо ликов в барельефах исповедовал лица?
Неужели он не знал‚ что не успеет свой шедевр закончить?
Кто поверил бы ему‚ когда сказал бы он‚ что сделает чудо?
Кто позволил бы ему склонить пред Солнцем золотые распятья?
Кто позволил бы направо от Христа увековечить Иуду‚
А Марию вместо тоги нарядить в обыкновенное платье?
Не осталось его планов в перепутанных бумажных архивах,
Не осталось никого, кто посвящён бы был в виденья испанца,
И поэтому фонтаны у собора будут вечно сухими:
Неоконченным великое строение должно оставаться.
Так врастают в потемневшую землю и леса, и лебёдки,
И становятся частями Sagradы её краны и сваи…
Только в грохоте машин едва слышна полутоновая нотка —
Это взвизгнули колёса тормозящего вслепую трамвая.
ПАЛЬЦЫ
Пальцы убийцы вполне рефлекторно способны нажать на курок.
Крутится-вертится палец больного, уткнувшись в холодный висок.
Пальцы картёжника точно метают краплёные карты на стол,
Пальцы в перстнях ставят росчерк пера, посылая кого-то на кол.
Всюду пальцы! Пальцы!
Тянутся к горлу пальцы! Пальцы!
Пальцы готовы ласкать твоё тело, твои шелковистые волосы,
Эти же пальцы на теле готовы оставить отёки и полосы,
Пальцы строчат на печатной машинке посланья высокой любви,
После, сжимая сверкающий скальпель, они по запястье в крови.
Всюду пальцы! Пальцы!
Тянутся к горлу младенца! Пальцы!
Пальцы способны лечить тех, кто болен, способны держать автомат.
Могут творить дифирамбы и оды, а могут почёсывать зад.
С этих пальцев снимают порой отпечатки, порою кричат, мол, «рубить!»
Так как пальцами можно легко воскресить, и достаточно просто убить.
Всюду пальцы! Пальцы!
Тянутся к горлу младенца Иисуса! Пальцы!
Наши пальцы сплетутся с тобой в хоровод, мы до полночи будем летать,
Это даже не азбука глухонемых, это просто, мой друг, немота.
А когда мы с тобою окончим полёт и вернёмся, откуда пришли,
Их чужие холодные пальцы нам бросят последние комья земли…
Всюду пальцы! Кровью измазаны руки Пилата!
Пальцы! Тянутся к горлу младенца Иисуса!
Пальцы! Пальцы!
КОРОЛЬ РОК-Н-РОЛЛА
Собор Парижской Богоматери
Сквозь витражи смотрел на город.
Среди слепых правдоискателей
Плясал горбатый Квазимодо.
Немой с глухими разговаривал,
Слепой осматривал слепцов.
У колдуна дымилось варево,
Священник проклинал скупцов.
Этот город
Короля всех уродов,
Горбуна Квазимодо,
И священника Клода Фролло.
Этот город
Реггей и рок-н-ролла,
Хэви-метал, хардкора,
Или маленьких птиц, разбивающихся о золотое стекло.
Судью судили осуждённые,
Цыгане прыгали по площади.
По пешим проезжали конные —
Красавец Феб на белой лошади.
Стенали в подземелье нищие
По воле злого короля.
А в небесах — огромный Ницше
И небольшой, но гордый, я.
Этот город
Неоконченных споров,
Бесконечных заборов
И закрытых для массы дверей.
Этот город
Короля рок-н-ролла,
Горбуна Квазимодо,
Ежедневно влетающих в окна ужасных вестей.
АРХИПЕЛАГ ГУЛАГ
Архипелаг ГУЛАГ:
Блокадные снега.
Над степью красный флаг,
А больше — ни фига.
Расскажите ему правду, расскажите всё о том,
Как служил нам плац-парадом перегрузочный перрон,
Как брикеты паковали в переполненный вагон,
Где такая вонь стояла, что дышали мы с трудом.
Как по сорок нас толкали, где есть место для двоих,
Как ногами нас пинали, грязных, бритых и немых,
Так, что после перевозки каждый третий — идиот,
Пусть увидит, пусть услышит, пусть поймёт он, пусть поймёт.
Архипелаг ГУЛАГ:
Бетонная стена,
Вокруг бездонный мрак,
А больше — ни хрена.
Расскажите ему правду, расскажите всё о том,
Как крестили нас прикладом и святили нас кнутом,
Чтоб проверить, жив ли, мёртв ли, протыкали грудь штыком,
Чтоб казённых пуль не тратить, в крематорий нас живьём.
Как в загонах, словно псины, мы сидели по ночам,
Как горбатили мы спины да во имя Ильича,
Как над нами с автоматом расфуфыренный урод —
Пусть увидит, пусть услышит, пусть поймёт он, пусть поймёт.
Архипелаг ГУЛАГ —
История моя.
Народ народу враг,
А больше — ни хуя.
Он всё видит, он всё слышит, да он знает всё о том,
Как вели нас на допросы и стреляли за углом,
Как вот этими руками коммунизм поднимал,
А потом в толпе дебилов строил Беломорканал.
Как водили грязным стадом, как животных, на убой,
Как навис могильным смрадом страх над дикою толпой.
Как ломали наши души и по душам шли вперёд —
Он всё видит, он всё слышит, только ухом не ведёт.
ТЕ, КТО
Тот, кто не верит в смерть,
Никогда не умрёт.
Тот, кто не хочет лететь,
Не верит в полёт.
Тот, кто не боится любви,
Будет вечно любить.
Тот, чьи ладони в крови,
Эту кровь будет пить.
ПРИПЕВ:
Ты думаешь, что я — самый смелый,
Ты думаешь, что я — самый смелый,
Но не знаешь, что самое смелое — это
Командовать собственным расстрелом.
Тот, кто убивает людей,
Беспокоит творца.
Тот, кто не любит детей,
Не имеет отца.
Тот, кто смотрит вниз,
Не видит небес.
Тот, кто боится за жизнь,
Теряет вес.
ПРИПЕВ:
Тот, кто не любит мать,
Был рождён другой.
Тот, кому лень вставать,
Обретёт покой.
Тот, кто не верит в смерть,
Никогда не умрёт.
Тот, кто не хочет лететь,
Не верит в полёт.
ПРИПЕВ:
ГИМН БАЙКЕРУ
Вся его жизнь — сплошная дорога,
Харлей-Дэвидсон, Хонда Голд Винг.
Потерпи, осталось немного —
Сейчас доплывём, сейчас долетим.
Вся его жизнь — полоса на асфальте,
Два колеса, рюкзак за спиной.
Потерпи, доедем-докатим,
Скоро прибудем, я с тобой.
Вся его жизнь — неброские фразы,
Хорошее пиво, со смертью игра.
Потерпи, последняя фаза,
Скоро приедем, нам пора.
Вся его жизнь — дождливое небо,
Сухие улыбки, душа в пустоте.
Потерпи, пусть это нелепо,
Мы скоро приедем к далёкой звезде.
ПРИПЕВ:
Куда мы летим и когда мы вернёмся,
А, может, мы вечно останемся там,
Холодному ветру в лицо рассмеёмся,
Холодную землю приложим к устам.
Мы вечно вперёд в направлении ветра,
Мы вечно вдвоём на одной высоте,
Мы ищем ответ, но не видим ответа,
И снова летим к отдалённой звезде.
Вся его жизнь — игры под током,
И выброшен шлем, и разбито стекло,
По грубым чертам полосует дорога,
А он всё вперёд и всё время назло.
Но вся его жизнь — в этих вьющихся кудрях,
В прекрасных глазах и улыбке на самом красивом лице,
Потерпи, мы скоро прибудем,
И цели достигнем мы в самом конце.
ПРИПЕВ:
ЖИЗНЬ БЕЗ ЛЮБВИ
Он ненавидит эти руки, ненавидит эти нервы,
Ненавидит эту злобную пасть.
В его глазах она давно уже уродливая стерва,
Как могла она так низко упасть?!
Он ненавидит эти взгляды, ненавидит обращенье,
Он боится этих тёмных ночей,
Она внушает ему только боль и даже отвращенье,
Он мечтает лишь не видеться с ней.
Жизнь без любви!
Она не любит его хилое костлявое тело
И считает, что он — полный дурак.
И ей не нравится, что он не занимается делом,
Под любым предлогом прячась в кабак.
Она не любит эти подлые тупые глазёнки,
Он на мужчину для неё не похож,
Она уверена, что где-нибудь на улице тёмной
Попадётся он кому-то под нож.
Жизнь без любви!
Они не любят эти улицы, не любят движенье,
Ненавидят этих мелких людей.
И им не нравится, что жизнь их — сплошное иждивенье
От забивших город очередей.
Они не любят этот город, его дни, его ночи
Столько лет уже — живи не живи…
На хрена им эта жизнь, с ней давно пора покончить,
Потому что это жизнь без любви.
Жизнь без любви.
СОН, НАВЕЯННЫЙ ПОЛЁТОМ ПЧЕЛЫ ВОКРУГ ГРАНАТА
Обнажённая девушка, холодные льды,
Да на коже бриллиантовой рваные раны.
Мы лежим с тобой у кромки воды,
Как жужжание мухи на гранях стакана.
Жестокие тигры сверкают глазами,
Готовые рвать белоснежное тело.
Дьявол делает чудовищное оригами,
Телефонные трубки намалёваны мелом.
Горящий жираф шагает по равнине,
Парикмахер огорчён хорошей погодой,
Да с портретом Гитлера вечная энигма,
Символ секс-позыва заливает водою.
ПРИПЕВ:
Это сон, навеянный полётом пчелы,
Полётом пчелы вокруг граната.
Здесь много крови, зато звери не злы,
Они спокойны и немного абстрактны.
Длинноногие слоны да ханский кортеж,
Да портрет Галярины с котлетой в темноте,
Облаками пробитая в голове брешь,
Открытие Америки, распятье на кресте.
Испания, разорванная на куски,
Мягкие часы да кусок ржаного хлеба,
Человек-невидимка умрёт от тоски,
Когда Дали покажет Гале рождение Венеры.
Мы не сможем понять и не сможем простить,
Ведь нам гораздо роднее и ближе Джоконда,
Но зато мы с тобою научимся любить
У кромки воды на побережье Аронды.
ПРИПЕВ:
Здесь много крови, зато звери не злы,
Они спокойны и немного абстрактны
Это сон, навеянный полётом пчелы,
Полётом пчелы вокруг граната.
ЗАТОНУВШИЙ КОРАБЛЬ
Не вздымаются мачты над пеной морской,
Не буравит мой киль мореходную гладь,
Я наполнен бескрайней холодной тоской,
От которой давно не могу убежать.
В моих трюмах хранятся сокровища лет,
Драгоценные камни и трон золотой,
А над ними в испанской кирасе скелет
Да шелка, что разъело солёной водой.
ПРИПЕВ:
Затонувший корабль глубоко в океане,
Мои призраки бродят — матросов останки,
А в прогнившие дыры заплывают пираньи,
Сверху люди бросают консервные банки.
Это — ноша презренья, это — ноша забытья,
Здесь все признаки тленья, обрывки от бытья,
Тишина, одиночество и пустота,
Деревянное зодчество и темнота
Забвенья...
Под песчаным холмом тайны прошлых веков:
Их не смог разгадать ни один человек,
Я — хранитель гробницы, где нету замков,
В этой должности буду не день и не век.
Я в кораллах и мхах — это временный шаг,
Время скроет в земле мой гниющий остов,
Как единственный друг, и единственный враг.
Остаются лишь мачты над массой песков.
ПРИПЕВ:
|
Песни